Закольцованный сон
Представь как будто... На шляпке мухомора, красной, как вечернее небо перед бурей, сидит гусеница Абсолем. Мухомор под ней похож на трон, усыпанный белыми пятнами, словно забытыми символами, которые никто не пытается понять. В её лапках искрится кальян, змеящийся трубкой в воздухе, словно указывая путь к небу. Дым поднимается вверх кольцами, тянет за собой линии времени и простора.
С первой затяжкой мир вокруг становится зыбким. Мухомор будто отступает, а воздух густеет и переливается. Абсолем меняется — её тело расправляется, вытягивается, становится лёгким, как шелк на ветру.
Теперь она бабочка. Её крылья дрожат в воздухе, отражая свет, которого нет, но который хочется запомнить. Под ней распахивается огромный цветок, чьи лепестки напоминают разливы звёздного света. Бабочка опускается на его сердцевину, тонкую и податливую, словно поверхность пруда, в который не заглядывали веками.
Из цветка струится нектар. Он сладкий, густой, манящий, и каждая его капля растекается внутри, наполняя бабочку чем-то таким, что невозможно назвать, но можно почувствовать. Она пьёт снова и снова, но с каждым глотком что-то меняется. Лёгкость уходит, крылья темнеют, становятся тяжёлыми, как крылья ночи, скованные инеем.
Бабочка съёживается, теряет форму, и через мгновение её крылья исчезают. Она снова гусеница.
Абсолем сидит на шляпке мухомора. Кальян тлеет в её лапках, а дым стелется вокруг неё, создавая узоры, похожие на отражения в разбитом зеркале. Каждый вдох кажется обещанием, каждый выдох — воспоминанием. Но всё это не имеет значения, потому что она тянется к трубке снова.
С новой затяжкой мир переворачивается. Абсолем вновь становится бабочкой, и на этот раз цветок под ней другой — его лепестки черны, как ночь, а сердцевина светится тусклым зелёным светом. Бабочка пьёт из него, но нектар обжигает горечью.
Эта горечь напоминает ей мухомор, кальян, дым. Она тянется к следующей капле, но знает, что уже теряет себя. Крылья снова опадают, и мир вокруг сжимается, как ускользающий сон.
Теперь она не гусеница, не бабочка. Она лепесток, пульсирующий нектаром. Его тянет кто-то другой, невидимый, но неизбежный. Абсолем чувствует, как её сущность уходит, растворяется в том, кто пьёт её, и в этот момент она становится пустой.
Но из этой пустоты рождается новое движение. Её снова окружает дым, она снова сидит на шляпке мухомора, держит кальян, вдыхает густой, вязкий воздух.