Нефритовая рыбка
«Память воды не знает времени. Она пишет сны на чешуе рыб, а те — плывут вверх по реке, обратно в Источник».
— Из Свитка Камня
В те времена, когда рыбы ещё умели говорить, а вода могла менять течение по прихоти сердца, на границе деревни Циньцзы стоял дом, построенный из шороха тростника, испарений и старых молитв. В нём жил рыбак по имени Луньчжи, чьё имя означало «Колесо Знаний», хотя сам он считал, что лишь умеет правильно молчать, глядя на воду.
Жена его, Юньли — что значит «Облако, что парит» — угасала от болезни, имя которой никто не называл, чтобы не дать ей формы. Они были бедны, как бывает беден ветер, которого нет, — но в их доме всегда пахло свежим рисом, засушенными сливами и терпением.
Однажды, когда небо было натянуто, как перепонка барабана, Луньчжи забросил сети в реку Юйцзин — что значит «Зеркало из Нефрита». Он не ждал чуда, только — обеда. Но в сети попалась не рыба, а загадка: существо длиной с ладонь, прозрачно-зелёное, будто вырезанное из живого тумана, с глазами, в которых отражались луны прошлого.
Рыба была молчалива, но её дыхание звучало, как музыка, которую можно услышать только, если не слушать.
Рыбак поднял её на ладонь. Рыбка трепетала, будто вспоминала море, в котором никогда не была. Он подумал: «Продам. Куплю лекарств. Куплю время.» Но в тот же миг — взглянул в её глаза и понял: она смотрит в него как река в утёс — без осуждения, но с вечным знанием.
Он отпустил её — и она исчезла, оставив после себя только всплеск, похожий на раскрывшийся цветок.
Вернувшись домой, он рассказал жене о случившемся. Юньли, не удивившись, кивнула, словно вспомнила то, чего не могла помнить:
— Ты не просто отпустил рыбку, — сказала она. — Ты отпустил себя.
Ночью, когда комары затихли, а время стало хрупким, как рисовая бумага, в их хижине появилась женщина в одеждах, сотканных из течения реки. Её волосы были водопадом, её лицо — зеркалом, и в руках она держала камень, вырезанный в форме рыбки.
— Это она, — сказал Луньчжи, хотя ни одна черта не была ему знакома.
— Это ты, — сказала женщина. — Это вода, что помнит. Положи фигурку в сосуд, откуда пьёт твоя жена. Пусть живая вода раскроет в ней закрытое.
Он сделал, как велено, не спрашивая. И утром, когда пар над полем риса только начинал шевелиться, Юньли поднялась с постели — не как больная, выздоровевшая, а как женщина, которая всегда была здорова, но только спала.
— Мне снился пруд, — сказала она. — А в нём плавала я сама, но с плавниками.
Нефритовая рыбка осталась в сосуде. Вода в нём никогда не портилась, как будто сама смерть обходила её стороной. Листья, положенные в чайник, раскрывались раньше времени. А в сети Луньчжи стала попадаться не просто рыба, а воспоминания о рыбе — каждая со своей историей, и ни одна не повторялась.
Они разбогатели, но не деньгами — в их доме стали рождаться легенды. Люди приходили за водой. Те, кто пил её, уходили с другим лицом. Некоторые забывали, зачем пришли. Другие — вспоминали, кем были до рождения.
Слава о них дошла до столицы, но никто из чиновников не решился приблизиться. «Они пьют не воду, — говорили старики. — Они пьют судьбу, разбавленную добротой».
Юньли вырезала чаши из бамбука и раздавала тем, кто приходил. Луньчжи молчал всё так же, но теперь его молчание становилось речью для тех, кто слушал.
Однажды нефритовая рыбка исчезла. Исчезла внезапно — как запах после дождя. Ни камня, ни всплеска, только круги на воде, похожие на те, что бывают, когда смех проходит сквозь зеркало.
Жена заболела вновь, но не от боли — от тоски. Рыбак снова пошёл к реке. Он ждал у берега трое суток, не двигаясь. На четвёртую ночь вода начала петь. Из неё вышла старая черепаха — её панцирь был усыпан письменами, которые двигались, как луна в воде.
— Всё, что было, — уже стало. Всё, что станет, — уже было, — сказала черепаха. — Но ты можешь сделать ещё один выбор.
— Остаться водой, или остаться человеком.
Он подумал. И опустил руки в реку. Они стали прозрачными.
Когда Юньли проснулась, в доме было тихо. В сосуде — снова плавала нефритовая рыбка. Только теперь её движения были точно такими, как у Луньчжи. Она поняла: он остался водой.
С тех пор в деревне Циньцзы стоит пруд, в котором никто не купается, но все приносят детей, чтобы дать им новые имена. Там живёт рыбка, у которой чешуя отбрасывает тень в форме иероглифа 仁 (rén) — «Сострадание».
Говорят, если долго всматриваться в воду, можно услышать голос. Он не говорит слов. Он поминает их. И те, кто слышал его, уже не возвращаются прежними.
«Живая вода — это та, что помнит, кем ты был, когда ещё не был». — надпись на чаше из дома Луньчжи.