Белка и Колесо
«И если бы животные могли писать Евангелия, они бы сделали это иначе, чем мы».
— св. Иероним
Каждое утро Белка просыпалась в своей клетке с ощущением точности: как будто весь мир — это музыкальная шкатулка, которую кто-то завёл накануне. Колесо ждало. Оно никогда не менялось. Ни скрип, ни радиус, ни сопротивление оси. Белка вставала, умывалась дождевым росчерком сна, съедала три орешка — прошлое, настоящее и то, которое никогда не раскроется, — и вставала в Колесо.
Кто-то однажды сказал, что Колесо — это бегство. Кто-то — что оно тренажёр для духа. Но для Белки оно было чем-то большим: ритмом, дыханием, пульсом мироздания. Она крутилась, как молитвенный барабан без языка. День становился вечером, вечер — ночью.
А ночью Белка видела Море. Оно снилось ей всегда с одной и той же стороны — с левой, как будто спрятано в левом лёгком. Море было светом, в котором нельзя утонуть. Его волны не шумели, они дышали. И каждый сон начинался с берега, где никто не оставляет следов. Белка просыпалась утром, возвращалась в Колесо и — крутилась.
Так прошли дни, сросшиеся в жемчужную нить. И только однажды — именно в тот момент, когда солнечный луч пробил стенку клетки под таким углом, что её тень легла на Колесо в форме спирали — Белка поняла: Колесо и есть Сансара. И она — его пульс. Она сбежала с беговой траектории, как нота с нотного стана. Спрыгнула с Колеса. Оно продолжало крутиться само, будто пустота в нём научилась вращаться. Клетка, казалось, даже не заметила побега. Дверца была приоткрыта. Она всегда была приоткрыта. Белка вышла.
Мир за пределами клетки не был ни чужим, ни враждебным. Он был… распечатан. Как письмо, которое лежало веками, но его никто не читал. Она шла сквозь травы, которые склонялись к ней, словно знали, кто она. И вскоре оказалась на берегу того самого Моря, которое снилось ей все эти ночи. Но теперь оно не спало. Солнце стояло над водной гладью, как гвоздь в небе. Оно не грело — пело. Его свет был голосом, зовущим не по имени, а по сути. Белка шагнула в воду. Её лапы не утопали. Она шла, как по шелку, по глади, в сторону Солнца. Сначала тело её было в воде по щиколотки, потом вода коснулась сердца, но оно не дрогнуло. Каждое её движение было музыкой, которую слышал только горизонт. И когда она дошла до точки, где Море стало Небом, Белка поднялась. Не как птица — а как звук, который растворяется в паузе. Она ушла в облака. Её несли не крылья, а воспоминания тех, кто крутится в Колесах.
С тех пор, иногда, в предрассветной тишине, слышен тихий скрип — не Колеса, но лёгкой лапки, касающейся солнечного луча. Говорят, что если долго смотреть в глаз янтарной белки, можно увидеть, как она идёт по воде, а за ней тянется след — не из следов, а из снов.